— Вы встречались со множеством представителей балета, кто из них больше всех вам запомнился?

— Я застала практически всех выдающихся танцоров и танцовщиц, начиная с 70 годов и заканчивая буквально этой весной, когда я два месяца отработала в Большом театре. Махар Хасанович Вазиев мне дал пропуск в Большой театр на зарисовки балета и я буквально на сцене сидела рисовала. И когда были генеральные репетиции, заместитель Вазиева Анна Юрьевна Леонова мне помогала, выбирала лучшие места в зале, чтобы я могла создавать свои работы.

— Нина Михайловна, как вы смотрите на нынешнюю молодежь в балете? Она подвержена классике или новым каким-то веяниям?

— Да, в Большом театре бывают новые постановки, они обязаны по плану делать новые спектакли. Но то, что я видела новое, мне не близко. Я сторонник классики в её первозданном виде.

— Поделитесь пожалуйста, какая у вас любимая работа из ваших?

— Они вообще все любимые, потому что в любую работу я вкладывала в первую очередь душу, силы, время и каждая моя работа, это частица моей жизни. К этому я всегда стремилась — передать в работе характер конкретной балерины. Но конечно я считаю какие-то менее удачные, а какие-то более удачные. Допустим, Шопениана, самая высокая работа, я считаю, что неудачная, хотя всем она нравится, но я знаю, там есть промахи. Но тем не менее, все работы, они как мои дети, я их все люблю. 

— Нина Михайловна, у вас мечта есть кого -нибудь в балете выразить в своих скульптурах?

— Я бы хотела закончить серию работ, посвященных Майе Плисецкой. Я сделала три скульптуры, но я пока что не удовлетворена ими. Хочу все-таки попасть в точку, чтобы было стопроцентное сходство. Я её видела и на сцене и в живую, за кулисами, но лично не знакома.

— А когда вы виделись в последний раз с Цескаридзе?

— Это было достаточно давно, конец 90-х. Меня пригласила Илзе Лиепа на Новую сцену Большого театра, где она танцевала с Цескаридзе Шахиризаду. Я сидела на первом ряду и это было незабываемое, потрясающее для меня зрелище. И потом я сделала серию работ, но к сожалению я не успела сфотографировать, у меня ее купили и следов не осталось от покупателя, не могу найти. И такое часто довольно бывает.

— Сколько занимает процесс создания одной скульптуры?

— Примерно у меня уходит от трех до шести месяцев — сам процесс подготовки к литью, создание рабочей модели, поиск всех материалов, потом примерно месяц ждать пока ее отольет литейщик и после этого уже её надо чистить, шлифовать, зачищать швы, вытачивать и т.д. Но как правило, я запускаю несколько скульптур в работу.

— А вы мастер-классы с детьми делаете?

— У меня здесь до карантина были ученики, но после карантина все разбежались. Поэтому сейчас я заказала деревянные заготовки Богородским мастерам — балерины из Петрушки по эскизам Александра Бенуа. А так же я хочу заказать серию заготовок из балета Щелкунчик, Арлекино и Коломбино. И предложить в студиях провести мастер-классы, чтобы дети расписывали.

— В ваших работах много новизны, как она создаётся?

— Я сейчас в поисках новых материалов для скульптур. Вот эту сетку я открыла сравнительно недавно. Меня потрясла в Париже в музее Д’Орсе скульптура Дега “Маленькая танцовщица”, выполненная в бронзе, пачку он надел ей из сетки, на волосах шелковый бант и она больше ста лет стоит и ткань не портится. А я сидела как-то на кухне и размышляла, а если во времена Дега производили металлическую сетку, интересно, он сделал бы из такой сетки? И смотрю, у меня висит сито на стене, и я взяла его, отодрала сетку, начала ее мять, оказалось, что она прекрасно мнется. И с тех пор я стала делать эти пачки из металлической сетки. Но процесс очень тяжелый 2 метра сетки нужно пробить шилом, нанизав ее на проволоку… проволока рвется, царапается, руки в крови, перчатки одеваю, из перчаток леска выскакивает и мне надо все стянуть, это столько сил… Я плакала, рыдала и целый месяц у меня ушел на создание одной юбки. Ее еще нужно приклеить к талии, чтобы она плотно легла и еще поясок закрепить из латуни. И когда у меня получалось, я от счастья рыдала.

— Как вы реагируете на критику?

— Абсолютно спокойно. Даже если ругают, я отношусь с профессиональным пониманием и благодарностью. По молодости я конечно обижалась, но сейчас я более зрелая личность.

— Вот недавно прошла выставка в Третьяковке. А вы удовлетворены результатом выставки?

— Мне очень нравится его расположение. Было очень много гостей, все восхищаются, рассматривают работы, спрашивают и даже сама заведующая этим выставочным залом, когда пришла, ахнула: “Это музейная экспозиция!” Для меня это была высшая похвала. Я почти три года отработала в музее в Третьяковской галерее и самое моё любимое было занятие, это в понедельник, когда закрыто все, с утра до вечера ходить по этим залам. И я даже, закрыв глаза, слышала дыхание этих художников, такая сильная там энергетика. И в детстве очень любила Эрмитаж, это конец 60-х годов, когда еще не было такого наплыва посетителей. Потому, что в последний раз, когда я там была, с чемоданами люди стояли в очереди на морозе, с детскими колясками.

 — А вот здесь стоят скульптуры-заготовки, юбки у них выполнены из сетки, будете ли вы делать юбки из стекла?

— Я уже начала делать, нахожусь в творческом поиске. Хотела в стекло замешать перламутр, но видимо не ту взяла пропорцию, он у меня не застыл. Я делала это впервые, наугад. Технологию нужно изучить более подробно. иногда только с третьего раза получаются какие-то вещи.

— Нина Михайловна, продаются ваши работы или нет?

— Интерес есть, но продать очень тяжело. Спрашивают цену, но я называю, только за затрату материалов и времени. В январе была выставка «Уникальная Россия», там я выставила девочку в голубой пачке, Спартак в красной, стеклянной мантии и еще пару работ. Ко мне подошла балерина на пенсии, она показала на девочку в голубой пачке и сказала, что эта работа стоит три миллиона. Но вот год назад я продала одну работу за двести пятьдесят тысяч рублей. Часть денег я отдала в благотворительный фонд и еще часть менеджеру.

 — Все фигуры вытянуты ввысь, а есть ли фигуры сидячие или облокотившиеся обо что-то?

— В основном только в эскизах, в набросках. Когда артисты отдыхали, надевали пуанты. Это интересно, но это еще впереди, если силы будут. Я еще на самом деле только начала, пять лет назад нашла свой почерк. Анна Мери Робертсон Мозес, например, только в руки кисть только в 78 лет, когда уже вырастила детей и внуков и стала ярким примером новой успешной карьеры художника в преклонном возрасте. Поэтому, я уверена, мои лучшие работы еще впереди!